"Прямые линии, плоскости и тела" Исследования по литературе XVII века
Большинство текстов, как литературных, так и философских, которые мы пытаемся проанализировать в настоящей статье, относятся к XVII веку, хотя довольно часто мы обращаемся и к XVIII веку. Сфера наших заинтересований не заканчивается 1699 годом, нас скорее интересует сфера, определенная тем, что Мишель Фуко называет episteme, сфера приемов и эпистемологических тактик, диктующих возможности высказываний, необходимость обращения к именно такой, а не иной риторике.
Робинзон Крузо в своем дневнике называет остров, на котором он жил, "Островом Отчаяния" (Island of Despair). Не зная еще территории этого острова, не зная его названия, философы семнадцатого века пытаются придать в какой-то степени теоретический характер этому отчаянию или же безнадежности, освоить его, обещая достижение стабильной исходной точки, которая сделала бы цель их философского 'путешествия' также стабильной. Крузо выплывал из порта Гулль также убежденный в достижении своей цели, как и Декарт, начинающий свое Meditationes.
Декарт пытался сформулировать или же сформировать прочный фундамент мышления, подвергая его методическому сомнению, которое должно было открыть путь к новой, стабильной правде, к непосредственной достоверности. Декарт стремился философствовать ab ovo, начиная издалека от того, что известно, издали от близких, слишком хорошо известных берегов, с целью познания и освоения 'территории', которую он знал так же хорошо, как Крузо свой остров до начала путешествия и до 'фабуларизации' его пространства.
Как Декарт, так и другой великий мыслитель семнадцатого века Спиноза зачастую скрывал метафору путешествия под архитектонической метафорой строения, конструкции 'дома', в котором философия должна была безопасно поселиться, в который она должна была вернуться после его обновления, после установления прочных фундаментов, благодаря которым дом сможет противостоять разным сомнениям, любому 'отчаянию', ищущей мысли. Чтобы достичь совершенство этой новой конструкции, необходимо было обратиться к математике и геометрии как к парадигматической модели, благодаря которой дом мысли мог бы опереться на солидных основах.
Пытаясь возвести дом новой философии на почве, на основе, на фундаментах логики и разума, Спиноза, после довольно сложных попыток избежать его, приходит к точке, в которой вынужден принять 'воображение' как неизбежный, хотя 'чуждый' логике и разуму, элемент мышления. Декарт, не признавая этого открыто, должен помериться с необходимостью парадокса вечной реконструкции своего собственного строения, разрушения и перестройки его с позиции архитектора, который живет во временном провизорном доме (дю Марсе именно так определяет метафору), из которого настоящий дом предстает как отдаленная точка на горизонте мышления.
Между руиной старого дома и перспективой нового появляется пространство, которое наше мышление также должно временно освоить, чуждое, 'дикое', неосвоенное пространство, пространство острова Робинзона, на котором, несмотря на усилия и кропотливую ритмическую работу, мы можем единственно сооружать крепости для защиты от необузданного 'чужого' (которое в случае Робинзона Крузо появляется в виде дикого козла), крепости на "Островах Отчаяния", на которых мы не хотим жить.
